Яркая страница летописи

Пройдут год, десятилетия, века – на смену им придут новые тысячелетия, но никогда, ни коем образом не окажется вычеркнутым  из истории нашего отечества такое яркое событие, каким была Крестьянская война 1773-1775 годов, под предводительством Е. И. Пугачева.

Одна из самых знаменательных и трагических страниц летописи нашего города непосредственно связана с Пугачевским восстанием. С блистательной победой и крупным поражением войск Емельяна Пугачева у стен Троицкой крепости.

Как могло случиться, что имя легендарного крестьянского вождя оказалось забытым теми, кто занимался в свое время увековечиванием дел выдающихся людей, кто присваивал их имена улицам, скверам, площадям города Троицка.

То, что до революции 1917 года никому и в голову не могла прийти мысль об увековечивании памяти Емельяна Пугачева, вполне понятно и объяснимо. Ведь еще в бытность царствования Екатерины II было сделано все, чтобы не только имя «государственного злодея, разбойника и самозванца Емельки», но и все, что было связано с ним и с его «бунтарской шайкой» было вытравлено, предано забвению навсегда. Разве не об этом свидетельствует тот факт, что станица Зимовейская, в которой родился Е. И. Пугачев, была высочайшим указом императрицы переименована в Тотвинскую. Дом Пугачева в этой станице сожгли, пепел развеяли по ветру, пожарище посыпали солью и окопали рвом для «оставления на вечные времена без поселения, яко оскверненное злодей­ским жительством».

Чтобы предать «забвению и глубокому молчанию», стереть в памяти народной воспоминание об этом восста­нии река Яик была переименована в реку Урал. Яицкий городок в Уральск, Яицкое казацкое войско - в Ураль­ское. Такая же участь постигла и сопредельную с нашей Уйской  укрепленной линией Верхне-Яицкую.

Оттого-то и не мудрено, что имя Пугачева связыва­лось с нашим городом лишь в том случае, когда речь заходила о Свято-Троицком соборе (старом Уйском). Да о возвышенном правобережье реки Уй, о так называе­мой Пугачевской горе.

Непонятно другое, как о Крестьянской войне Пугаче­ва запамятовали первые совдеповцы Троицка, если дру­гая Крестьянская война (1670—71), свершившаяся за сотню лет до Пугачевского восстания оказалось заслужи­вающей внимания наших земляков. Именем Степана Разина назовут не только одну из центральных улиц города (бывший Николаевский переулок), но и нарекут революционное боевое соединение красных казаков -полком имени Степана Разина.

То, что С. Т. Разин и его храброе воинство не имело никакого отношения к нашим местам, что вели они свои битвы на Дону и Поволжье, очевидно, не было принято во внимание красными комиссарами по той простой причине, что Донской казак Стенька Разин был на слуху оренбургских казаков, так как они пели о нем песни в хмельном застолье, а некоторым даже приходилось видеть мелодраму бродячих артистов, где кульминацион­ным моментом был решительный акт атамана - бросаю­щего за борт челна полоненную красавицу княжну.

А вот о другом донском казаке Емельяне Пугачеве, размах бунтарских дел которого был несравненно шире, который брал штурмом Троицкую крепость, наши земля­ки - красные казаки, очевидно, не знали даже и по­наслышке. Но как бы там ни было, а факт есть факт и, в отличие от других уральских городов, в нашем Троицке как не было, так и до сих пор нет улицы, носящей имя Е. И. Пугачева.

Нет, а зря. Потому что, как из песни нельзя слово выкинуть, так и из исторической летописи нельзя вырвать страницу, взаимоувязывающую ратный путь Емельяна Пугачева с нашим городом.

Для того, чтобы более конкретно обрисовать Троицкий этап Крестьянской войны под предводительством Пугачева, вкратце остановимся на некоторых пред­шествующих моментах. Прежде всего заметим такую деталь, что начинал свой поход борец «за казацкие воль­ности», «заступник крестьянства и работного люда» в сентябре 1773 года, имея всего-навсего отряд из 80 казаков-единомышленников.

Уже тогда в первом своем манифесте провозгласив себя царем Петром III , внуком Петра I , Емельян Пугачев заявил: «Я - ваш законный император. Жена моя увлеклась в сторону дворян, и я поклялся... истребить их всех до единого. Они склонили ее, чтобы всех вас им отдать в рабство, но я этому воспротивился и они возне­годовали на меня, подослали убийц, но бог спас меня...» Завершался манифест заверением, что в результате побе­ды он пожалует казаков, а также калмыков и татар «...рякою - с вершины и до устья - землею и травами и денежным жалованьем, и свинцом и порохом и хлеб­ным провиантом и вечною вольностью. Я, великий государь ампиратор, жалую вас. Петр Федорович. 1773 году сентября 17».

Слух об «избавителе-царе», «о добром царе-батюшке» оказался детонатором взрыва народных масс, подняв­шихся на борьбу против угнетателей-крепостников. И уже через каких-нибудь полмесяца со дня обнародо­вания манифеста 2500 повстанцев, вооруженных 20 пушками, имея оружие и боеприпасы, захватив ряд редутов и крепостей блокировали губернский центр и крепость Оренбург.

Вот как это событие трактуют исторические строки: «Более месяца самозванец находился в пределах губер­нии, а в Оренбурге ничего не подозревали. 21 сен­тября прискакал в Оренбург казак с известием, что Илецкий городок занят самозванцем и что население встретило его с хлебом-солью. Губернатор Рейнсдорп отнесся к известию очень легкомысленно и, не приняв никаких мер, 22 сентября спокойно устроил у себя бал по случаю коронации императрицы. Бал был в полном разгаре; общество веселилось, не подозревая об угро­жающей ему близкой опасности и предстоящих лише­ниях. Среди бала был получен рапорт коменданта Тати­щевой крепости и начальника Нижне-Яицкой дистанции полковника Елагина, доносившего о занятии Пугачевым Илецкого городка...».

А когда повстанцы подошли вплотную к Оренбургу, то оказалось, что это не такая уж грозная крепость, как считали ее в Петербурге. Если судить по отчетам в Питер, то крепость была построена по всем правилам фортификации. Она имела 70 орудий разного калибра, была укреплена бастионами и полубастионами. Но ока­зывается за 11 лет «стараний» инженерных генерал-майоров Этингера и Дирнсена в камень одеты были только три бастиона из десяти.

Не представляли особой прочности и другие оборони­тельные сооружения. К примеру, ров, окружающий го­род, был настолько завален глиной и землей,что в неко­торых местах туземцы переезжали его на телегах, в других - верхами, и только там нельзя было пробрать­ся в город, где ко рву примыкала каменная стена.

Без малого шесть месяцев продолжалась осада Орен­бурга, что позволило правительственным войскам скон­центрировать силы. Это был один из крупных промахов Пугачева, это наглядный образец того, что все его войско было стихийной малоорганизованной массой не обученных боевому искусству людей. Долгое стояние повстанцев под Оренбургом было для императрицы Ека­терины II подарком судьбы, недаром же она писала в одном из своих писем: «В несчастьи сем можно почесть за счастье, что они, канальи, привязались два месяца целые к Оренбургу, а не далее куда пошли».

По всей вероятности Пугачев и его «походные полков­ники» не учитывали то обстоятельство, что в движении, в боевом походе их сила. Только двигаясь вперед, захва­тывая все новые и новые территории повстанцы множили тем самым свои ряды, приобретали бы новых последова­телей. Каждый даже малый успех в ратном походе с быстротой молнии долетал до самых дальних краев. Ко всему этому на умонастроения людей действовали указы и манифесты Пугачева начинавшиеся словами: «Божиею милостью, мы Петр третий, император и само-державец Всероссийский и прочая, и прочая и прочая...». В этих манифестах и указах Пугачев «жаловал землями, водами, лесами, рыбными ловлями... верой... и всем тем, что вы желаете во всю жизнь вашу» яицких казаков, башкир, калмыков, мещеряков и всех других, кто стано­вился его сторонниками.

Тех же, кто переходил под знамена Пугачева, было очень и очень много. Недаром же в разговоре с одним из перебежчиков Перфильевым Пугачев сказал: «Народу у меня, как песку. А дай сроку, будет время и к ним в Петербург заберемся - моих рук не минуют. Я знаю, что вся чернь меня везде с радостью примет, лишь только услышит».

Именно это высказывание Пугачева подтвердит в своих выводах А. С. Пушкин в своем известном произ­ведении «История пугачевского бунта», где прямо сказа­но: «Весь черный народ был за Пугачева, однако дво­рянство было открытым образом на стороне прави­тельства». Но поскольку количество не всегда переходит в качество, потому-то и получилось так, что огромное скопление повстанцев под осажденным Оренбургом (а их к концу декабря насчитывалось 25 тысяч и у них было на вооружении 86 пушек) не принесло желаемых результатов.

Если под Оренбургом, где концентрировались основ­ные силы повстанцев, дела шли без особых успехов, то на огромной территории Урала и Поволжья вспыхивали все новые и новые очаги народного восстания. Из раз­гневанной и плохо организованной массы «злодеев и бунтарей» выдвигались талантливые самородки-воена­чальники, такие как руководитель восстания башкир Салават Юлаев, как «главный атаман и походный полковник Иван Белобородое» или так называемый «фельдмаршал» Чика-Зарубин и другие сподвижники Пугачева.

Поздней осенью 1773 года и в начале зимы 1774 в руках повстанцев находилась огромная территория, охватывающая Башкирию, Поволжье, Горно-заводской Урал (Кунгур, Красноуфимск, Екатеринбург, Ижевск, Воткинск, Касли, Сатку и т. д.) В эту же пору на сторону восставших перешли казачьи крепости Уйская, Коелгинская, Кичигинская, Еткульская, слободы Верхняя и Нижне-Увельская, Теченская, Чумляцкая. Повстанцами отряда походного атамана Григория Туманова была занята Челябинская крепость.

Таким образом, Троицкая крепость находилась как бы в окружении бурлящего пламени. Не случайно поэтому начальник Уйской укрепленной линии, комендант Троицкой крепости, бригадир де Фейервар просит Сибир­ского губернатора Д. И. Чичерина о посылке боевого подкрепления. 18 октября 1773 года де Фейервар будет докладывать президенту Военной коллегии графу Черны­шеву о том, что «Возмущение в здешнем краю так опасно, что я не могу преминуть Ваше сиятельство об этом уведомить». Об этом же он бил тревогу и обра­щаясь в сенат.

Повстанцы находили самую активную поддержку среди работного люда и мастеровых железоделательных, медеплавильных и других заводов, которые обеспечивали их пушками, ядрами, вооружением, порохом. Рабочие казенных заводов и крепостные крестьяне самочинно арестовывали городских смотрителей, расправлялись с помещиками. Этому способствовали воззвания и указы «Императора Петра III ». В одном из них, например, провозглашалось: «Повелеваем сим нашим именинным указом: кои прежде были дворяне в своих поместиях и вотчинах, оных супротивников нашей власти и возмути­телей империи и разорителей крестьян ловить, казнить и вешать, и поступать равным образом так, как они, не имея себе христианства, чинили с вами крестьянами. По истреблении которых противников и злодеев-дворян всякий может восчувствовать тишину и спокойную жизнь».

Небезынтересно в этой связи и обращение походного атамана Григория Туманова к жителям Челябинской крепости: «Говорю я вам, всему свету известно, сколько во изнурение приведена Россия. От кого же? Вам самим-то не безызвестно: дворянство обладает крестьянами, но хотя в законе божьем и написано, чтоб они крестьян также содержали, как и детей, но они не только за работника, но хуже почитали полян своих, с которыми гоняли за зайцами. Компанейщики завели премножество заводов и так крестьян утрудили, что и в ссылках такого никогда не бывало, да и нет».

Одним словом настрой, как повстанцев, так и населе­ния был боевой, решительный, но вся эта сила, не собранная в монолит, не имела целеустремленности. Затяжная осада Оренбурга обернулась тем, что прави­тельственные войска качали вести удачные операции против пугачевцев. Твердым орешком для повстанцев оказалась и Яицкая крепость. Заняв 30 декабря 1773 го­да Яицкий городок, пугачевцы не смогли одолеть саму крепость. Пугачев прибыл лично сюда для руководства боевыми действиями и пытался произвести подкоп и взрыв крепости. Но безуспешно.

Во второй половине марта 1774 года правительствен­ные войска под командованием генерал-майора, князя П. М. Голицина заняли самый важный стратегический пункт повстанцев - Татищеву крепость. В сражении под этой крепостью Пугачев понес большие потери, остав­шись без единой пушки он вынужден был оставить и Бердскую слободу. Таким образом, осада с Оренбурга была снята. В это же время, несмотря на героическое сопротивление армии фельдмаршала Ивана Зарубина-Чики, регулярные части под командованием царского полковника Михельсона нанесли сокрушительный удар «фельдмаршалу» и освободили от блокады Уфу.

После этих крупных поражений Е. И. Пугачев вы­нужден был отступить на Яик. Он отобрал 5 тысяч верхо­вых казаков, а остальным пешим солдатам, крестьянам, заводским людям и другим повстанцам разрешил уйти кто куда хочет, чтобы не замедлялся марш войска. Однако князь Голицын стремился окружить пугачевцев, преградить им путь к реке Яик. Поэтому Пугачев был вынужден повернуть к Башкирии и с боями двигаться в Каргалу, потом в Сакмару с тем расчетом, чтобы здесь переждать до весеннего тепла.

К 1 апреля в Сакмарском городке были сосредоточе­ны все оставшиеся силы пугачевцев. Здесь же присоеди­нились к ним отряды башкир под предводительством Кинзи Арсланова. Но Голицин был непреклонен. Он вскоре вновь наносит сокрушительный удар Пугачеву подле Сакмарского городка. В плену оказываются такие надежные помощники Емельяна Пугачева как М. Ши-гаев, И. Почиталин, Г. Падуров, А. Соколов-Хлопуша.

16 апреля генерал Мансуров заставил сдаться каза­ков, осаждавших Яицкую крепость. Пугачев с отрядом в 500 человек от Сакмарской крепости двинулся вглубь Башкирии. Восстание терпело серьезные поражения. Но оно не было подавлено. Пока существовало ядро восста­ния во главе с Е. И. Пугачевым, общее негодование против крепостничества на Урале, в Зауралье, на Волге и в Поволжье выливалось в вооруженную борьбу и обес­печивало непрерывное пополнение армии Пугачева.

Отступая в глубь Башкирских кантонов, Е. И. Пугачев поднимал новые массы крестьян, рабочих Вознесенского, Авзяно-Петровского и Белорецкого заводов, казаков, жителей башкирских поселений, черемисов. И как позднее отметит А. С. Пушкин: «Возмущение переходило от одной деревни к другой, от провинции - к провин­ции».

Указы Пугачева о наборе вооруженных людей, о при­сылке фуража и хлеба находили живой отклик в башкир­ских селениях и на заводах. К Белорецкому заводу, где остановился со своей армией Пугачев, стекались остатки разбитых отрядов, рабочие люди, калмыки. Оправившись от былых потрясений, обретя новые силы,- Пугачев смел заградительные соединения войска князя Голицина и всей мощью бросился на штурм крепостей и редутов.

Без особых усилий, под стремительным натиском пугачевцев падали одна за другой крепости. 5 мая не­удержимая лавина пугачевцев вышла на подступы к Магнитной крепости, где к ним присоединился отряд из 700 человек, приведенный И. Белобородовым с Саткинского завода. Сюда же стеклись башкирские повстан­ческие отряды. Для бойцов этих отрядов главным стиму­лом был тот факт, что «бачка Петр» был справедливым царем, что он обещал жаловать их землей и волей. А то, что о нем ходила молва, как о самозванце, по мнению Салавата Юлаева башкир особо не волновало: «Являет­ся ли Пугач царем или нет - это нас не интересует. Пугач против русских чиновников, генералов и бояр, для нас этого достаточно».

6 мая завязался упорный бой за овладение Магнитной крепостью. Здесь, как видно из некоторых исторических источников, Пугачев был ранен в левую руку. Однако, это только ожесточило ярость нападавших и крепость пала к их ногам. Двухдневный привал в Магнитной, прием подкрепления отрядов, руководимых атаманами А. Овчинниковым и А. Перфильевым, войска Пугачева, обойдя стороной Верхне-Яицкую крепость, всей своей 12-тысячной армадой, сметая с пути незначительные преграды: форпосты, засеки, редуты, покорив огнем и мечом крепости Петропавловскую и Степную, ринулись к Подгорненскому и Санарскому редутам, чтобы, не сбавляя наступательного темпа, приступить к штурму головного укрепления Нижке-Уйской дистанции -Троицкой крепости.

19 мая (по другим источникам 20 мая) войска Пуга­чева по линейной дороге подошли к Троицкой крепости с юго-западной стороны и рассредоточились там, где сейчас располагается пос. Южный, дизельный завод. Го­ловной отряд наступающих, в котором находился сам Пугачев занял исходные рубежи на возвышенном правобережьи реки Уй при слиянии ее с р. Увелькой. Здесь на взгорке, впоследствии названном Пугачевской горой, обосновался сам Емельян Иванович. Поскольку он страдал от незажившей раны, то командование штурма Троицкой крепости возлагалось на главного походного атамана И. Н. Белобородова.

В те минуты, когда многотысячная армия Пугачева сгруппировалась полукольцом возле фортификационных укреплений крепости, гарнизонное начальство усиленно молилось в Свято-Троицком соборе, прося бога об «избавлении от супостата и злодея Емельки». Зная о молебне от побывавших в крепости лазутчиков, пугачевцы первым делом ударили изо всех своих пушек, мортир и фузей по святому храму. Короткая артподготов­ка была как бы сигналом к решительному штурму.

И вот уже в распахнутые настеж крепостные ворота хлынула неудержимая лавина атакующих. Крепость в руках повстанцев. По мнению одного из современников Пугачевского восстания А. Поспелова, «Легкое взятие этой крепости самозванцем очевидно объясняется тем, что Троицкая крепость имела слишком обширные укреп­ления, сравнительно с численностью стоявшего в ней гарнизона, которым нельзя было занять всю линию укреплений».

Так это или нет, но факт остается фактом. Крепость пала, повстанцы хозяйничают в ней. Одни пополняют свои запасы трофейным порохом, ядрами, ружьями. Другие ведут суд скорый и правый над захваченными офицерами. В числе первых на виселице оказался ко­мендант крепости де Фейервар, его подручные, его се­мейство. Не миновала эта же участь и некоторых из Троицких дворян.

Не обошли стороной пугачевцы и Свято-Троицкий собор. Они не ограничились лишь его обстрелом, а грубо надругались над храмом. Об этом свидетельствует сообщение Тобольскому епископу, в котором говорилось, что повстанцы: «...простреливали в алтаре оконце и двери и ядра летели со всех сторон по алтарю через престол». И то, что ворвались они в собор «с обнажен­ными и уже окровавленными саблями и копьями и про­чим огненным оружием, и сами, будучи все окровавлен­ные, вошли царскими вратами в алтарь, изгнав из него от престола протопопа и священников... Оный храм совсем разграбили, священные сосуды, евангелие и серебряные, позолоченные кресты, дорогие ризы и прочие все священнические одежды утащили... Вино церковное выпито и пролито, елей со святой водой разлиты по полу».

Основательно почистили победители не только поро­ховой погреб и артиллерийский цейхгауз, но подчистую замели все, что было в провиантском складе, в винном погребе, в лавках частных торговцев, в домах гарнизон­ной знати. И все, что захвачено, найдено, доставлялось к месту привала пугачевцев, туда, где обосновался головной отряд и сам предводитель войска Е. И. Пуга­чев. Там до поздней ночи шло разгульное пиршество победителей, которые не знали, не ведали, что это был пир обреченных.

Коротка весенняя ночь. Потому-то не успели как следует одуматься от хмельного загула пугачевцы - как нежданно, негаданно пришлось им подниматься по трево­ге. А прозвучала она не по команде атаманов, а от звуков оружейных выстрелов и пушечной канонады.

Застигнутые врасплох вчерашние храбрые воины превратились в беспорядочное людское скопище, в отлич­ную мишень для пушкарей, а затем и в беззащитную от налетевшей конницы толпу. Оказывается, которые сутки подряд по следам наступавших пугачевцев вдогон им неслись на взмыленных конях без привалов и отдыха драгуны под командованием генерала-поручика  Де-Колонга.

Даже в ожидаемом открытом бою сражаться разно-сбродной армии Пугачева с хорошо вооруженным и обученным регулярным войском было бы не так-то просто. А тут, тем более спросонья, в суматохе, сопро­тивление было бесполезным. И как бы ни метался среди повстанцев на коне сам Пугачев, как ни старался сгру­дить раздробленные группы в единый кулак, ничего у него не вышло.

Бой продолжался с 7 часов утра до 11 дня. И завер­шился полным разгромом армии повстанцев. Вот как описан этот бой П. Семеновым-Тян-Шанским: «Троицкая крепость была взята скопищами Пугачева, который рас­положился здесь лагерем, но на другой день прибыл сюда с войсками генерал-поручик Де-Колонг и, после четырехчасового упорного сражения разбил бунтовщиков с большими для них потерями так, что на протяжении четырех с лишним верст нельзя было перечесть трупов мятежников».

Да, поистине велики были потери Е. И. Пугачева под Троицком. Четыре тысячи его храбрых воинов навсегда нашли покой в нашей земле. Здесь он лишился своей артиллерии и, как пишут одни из историков, «толпа его раздробилась на малые партии и разными дорогами обратилась в бег». Сам же Емельян Пугачев «с малыми уже силами при одной пушке пошел по челябинской дороге на Нижне-Увельскую слободу. Де-Колонг, разбив Пугачева, вернулся в Челябинскую крепость и «оставал­ся здесь в совершенном бездействии, несмотря на прось­бы Михельсона преследовать бунтовщиков соединенными силами».

Другие историки, не отвергая полного разгрома армии Пугачева у стен Троицкой крепости, пишут, что двумя днями позже, после разгромного боя в 20-ти верстах от слободы Кундравинской Пугачев встретился с отрядом подполковника Михельсона, но схватка оказа­лась неравной и повстанцы, не выдержав натиска гусар, потеряв последнюю пушку, отступили, уходя по Кундра­винской дороге к реке Миасс, и у деревни Байгазиной соединились с отрядом Салавата Юлаева. Дальнейший путь Пугачева пролег к Саткинскому заводу, к Красно-уфимску, то есть он навсегда покинул территорию буду­щего Троицкого уезда.

Что касается последствий штурма и боя под Троицкой крепостью, то они таковы. Буквально через несколько дней в Троицкую крепость командируется полковник Фок с целью немедленного приведения «оной в настоящее оборонительное состояние». Комендантом крепости на­значается полковник Арбеков. Укрепляя оборонитель­ные сооружения крепости, полковник Фок вел также разбор дел, связанных с бунтом, осуществлял расправу над теми, кто поддерживал «самозванца и злодея». Не один и не два, а десятки троичан по решению суда были повешены «за бытие в толпе злодейской во время известного бунта злодейского. Повешены без отпетия, церковного погребения».

Особенно суровым был приговор суда, утвержденный Оренбургским губернатором Рейнсдорпом, гласивший: «Дворовому человеку Александру Васильеву Троицкой крепости при собрании как военных служителей, так и обывателей, изготовя наперед по христианскому закону, учинить смертную казнь, а именно: сперва отрубить руку да ногу, а потом - голову».

В бою под Троицкой крепостью был захвачен в плен один из видных сподвижников Пугачева походный ата­ман Григорий Туманов. Это был не только умелый орга­низатор, полководец, но и довольно эрудированный чело­век. Он превосходно владел татарским языком, знал не только русскую, но и арабскую грамоту. Неспроста же Пугачев назначал его секретарем Военной коллегии. Так вот расправиться над Г. Тумановым, так же как над А. Васильевым карателям не удалось. А все дело в том, что при переводе его из Троицкой крепости в Оренбург, группа конвоиров и сам Г. Туманов были захвачены «набежавшими из орды киргизами». Что стало затем с Тумановым никто не знает. Вот собственно и все, о чем могла поведать нам одна из славных страниц исторической летописи нашего города.

Эта статья взята из книги Евгения Скобёлкина и Искандара Шамсутдинова: «Возвращаясь к прошлому»